ПОЧЕМУ БЫЛ УБИТ
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ РАДЫ КУБАНИ
Н. РЯБОВОЛ?
"Единая
и неделимая Россия"
в противостоянии с казачьим (сепаратизмом)
в годы Гражданской войны
Игорь Белоусов
Мысль о
Южно-Русском союзе зародилась еще в конце 1917 г. Интересно, что возник этот
про-ект в связи с вопросом об иногородних крестьянах. Раньше уже не раз
говорилось о мощных сословных противоречиях в казачьих областях и краях.
Некоторые исследователи считают, что попытка построения казачьих республик, со
стремлением сохранить веками существовавшие привилегии, противопоставила все
иногороднее население всему казачьему. Во многом это так и было. Конечно, ни в
коей мере нельзя отвергать и классового характера противостояния, но в казачьих
регионах именно сословность сыграла во многом роковую роль, разъединив общество
на враждующие группы.
Тем не
менее, победа советских войск осенью-зимой 1918 г., в то время когда казачество
соблюдало нейтралитет, не дала возможности реализовать эту идею. Позднее, в
разгар борьбы с большевиками, в станице Мечетинской, 9 мая 1918 г. к этой идее
вернулись. Необходимо сказать, что существовал еще ряд противоречий, которые
были обусловлены внешнеполитической ориентацией различных областей распавшейся
империи.
Так,
например, атаман Всевеликого Войска Донского, ориентировался на Германию, в то
время как лидеры Добровольческой армии на страны Антанты. В этой ситуации
представители Кубани никак не хотели входить в Доно-Кавказский союз, который
подготавливался немцами при помощи атамана ВВД генерала Краснова.
В обход
соглашений по Доно-Кавказскому союзу, но, преследуя свои интересы, которые были
выражены на Терском большом казачьем круге в декларации к "Положению об
управлении Терским войском", гласившие, что: "Принципы народоправства
и государственности должны получить полное осуществление и должны лечь в основу
государственного строительства новой России, возрождение которой терские казаки
не мыслят иначе как через Всероссийское Учредительное собрание, созванное на
основах всеобщего, прямого, равного и тайного голосования", то есть эти
интересы состояли в создании государства на основе широкого народоправства, и,
можно сказать, что доминировала идея собирания "Руси снизу", через
федерирование, так вот 9 мая в станице Мечетинской все-таки было заключено
соглашение с Доном без условия вхождения в Доно-Кавказский союз, но с намеком
на это, в целях поиска союзников.
Когда же
большевики были изгнаны из пределов казачьих областей и непосредственной
опасности уже не представляли, мысль о создании Южно-Русского союза, но без
командования Добровольческой армии замерла. Это происходило потому, что
командование направляло усилия к централизации власти, которая только и была
возможна в условиях военного времени, а самое главное в условиях предполагаемой
и уже устанавливаемой диктатуры. Между тем, образование Южно-Русского союза,
мощного, сравнительно государственного целого, образовывавшегося на
федеративных началах и включавшего в себя краевые образования, основанного, как
уже говорилось, на идеях народоправства и т.д., все это в корне противоречило
цели командования и, главным образом, угрожало иметь рядом с собой сильную
власть.
Естественно,
что разрозненные между собой, не спаянные союзом казачьи образования,
представляли для командования меньшую опасность и с ними недалекое
командование, по рукам и ногам связанное реставрационными
"вожделениями" могло совсем не считаться или делать это весьма
поверхностно, в зависимости от ситуации. Употребленное здесь словосочетание
"недалекое командование", конечно, не должно относиться к пониманию
руководством В.С.Ю.Р. своеобразности текущего момента. Существовали объективные
тенденции и реалии, с которыми не считаться было нельзя, но все же
"единонеделимцы" продолжали держаться собственной весьма жесткой линии.
На сессии
Кубанской Краевой Рады, выступая перед собравшимися, генерал Деникин властно и
безапелляционно изложил свою программу: "Все для борьбы. Большевизм должен
быть раздавлен. Россия должна быть освобождена. Не должно быть армии Донской,
Добровольческой, Кубанской, Сибирской. Должна быть единая Русская армия, с
единым командованием".
В области
государственного управления Деникин предлагал оставить статус казачьих земель в
дореволюционном состоянии, то есть казачьим войскам предлагалась определенная
доля автономности, выборность краевых правительственных органов, выборность
Войскового атамана. Управляющий отделом законов и пропаганды при Деникине
профессор К.Н. Соколов писал, что "... речь шла о нормальном
сосуществовании суверенной Кубанской власти и власти Верховного руководителя
Добровольческой армии".
Примером
такого сосуществования могла быть Финляндия в составе царской России, то есть
"неограниченный Император Всероссийский, действовал как конституционный
монарх в пределах автономного Великого княжества Финляндского".
Это одна
позиция руководителя В.С.Ю.Р. Тот же Деникин, впоследствии в своих
воспоминаниях отмечал как положительный момент в национальной политике
большевиков тот факт, что, несмотря на коммунистическую и советскую сущность,
факт возможности нациям и народам самоопределяться был хотя бы формально
выполнен и в ходе гражданской войны, когда достаточно спокойно существовали
государственные образования вроде Донской советской республики, и, тем более, в
ходе последовавшего за войной советского строительства. Естественно, мы
намеренно опускаем здесь вопрос о политическом лавировании представителей
гражданского конфликта, тем самым, оставляя только практику, применявшуюся
сторонами в борьбе при преследовании своих классовых, корпоративных,
национальных и иных интересов.
Таким
образом, такой дуализм мышления одного из виднейших представителей Белого
движения можно объяснить перипетиями внутри- и внешнеполитической борьбы, как
среди лидеров белого стана, так и лидеров сепаратистов, так и внешней
ориентацией различных политических сил того периода.
В итоге,
Союз, занимавший большую территорию всего Северного Кавказа и Дона, мешал белым
властям на юго-востоке России, и представлял прямую угрозу их центральной идее
о "Единой и неделимой России". Кроме того, командование
Добровольческой армии знало, что те же кубанцы пошли еще дальше. Как выше уже
говорилось, в идее Союза они видели метод собирания России снизу. На заседаниях
Рады П.Л. Макаренко, член Кубанской Законодательной Рады и краевой контролер,
заявлял, Союз образуется на территории бывшей России, поэтому к нему, кроме
предполагаемых сейчас Дона, Кубани и Терека, могут присоединяться, быть может,
Урал, быть может, Оренбург, быть может, Закавказье, быть может, даже Украина
присоединиться к Союзу". Каково генералитету, всем
"единонеделимцам" было слышать о "бывшей" России! Ведь и
Колчак, и Деникин и многие другие считали себя представителями и руководителями
истинной России, а все большевистские эксперименты только временным явлением, так
сказать помутнением рассудка народа.
Председатель
Законодательной Рады, самостийник Н.С. Рябовол вообще заявлял, что "В
ноябре возник вопрос о диктатуре (Деникина - И.Б.). Последней мы
противопоставили объединение государственных образований юга России, и почти
все 600 человек краевой рады голосовали за него против диктатуры. Мы сказали
тогда, что надо бороться под лозунгом освободителей, а не завоевателей. Тогда
обстоятельства были благоприятны, но Союз не удалось провести в жизнь из-за
некоторых политических ошибок. Но потом возникли осложнения с Грузией (кстати,
у Добрармии - И.Б.), потом катастрофа на Украине…В феврале опять возник о
Союзе, и опять краевая рада высказалась за борьбу с большевиками, основанную на
союзном договоре, а между тем горизонт сгущался опять. Опять обострились
отношения с Грузией и произошло недоразумение с Азербайджаном. Все это
произошло потому, что нашей внешней политикой занимались посторонние нам люди.
Нас ждали и не дождались пока мы сорганизуемся".
Надо
сказать, что так и не сорганизовались. Как замечают исследователи, искусная
рука политиков всероссийского масштаба из деникинского "Особого
совещания" (о нем должен идти отдельный разговор) артистически тормозила
работу и до конференции по организации южно-русского союза, и во время самой
конференции, добившись, в конце концов, подмены самой идеи Союза абстрактной
идеей создания южно-русской власти.
Работа
конференции по созданию Южно-Русского союза, происходившая частью в
Новочеркасске, частью в Ростове в первый период была направлена исключительно
на создание союза Дона, Кубани и Терека. К чести казаков, надо сказать, что
мыслили они не союз казачьих войск, а союз государственных образований. И в
соответствии с этим ими был заключен договор, который основными положениями
содержал следующее:
"1. Государственные
образования Дона, Кубани и Терека составляют политический и экономический союз.
2.
Конституция вырабатывается особо.
3. Дон,
Кубань и Терек действуют солидарно в области общеполитических и экономических
интересов.
4. Цели
союза: согласованность и защита культурных, национальных, политических и
экономических интересов, содействие воссозданию и развитию Российского
государства на основе широкого народоправства и создание условий для созыва
нового Всероссийского Учредительного Собрания".
Уже по
этим основам можно судить, какая глубокая пропасть лежала между командованием
Добровольческой армии и авторами проекта Юго-Восточного Союза в методах и
формах построения будущего государственного управления России, и почему
командование энергично проводило в жизнь политику устранения даже попытки
возникновения этого союза.
Дело дошло до того, что военная власть,
мыслившая себя как власть государственная, не выдержала первой. С точки зрения
политической борьбы был совершен далеко не новый, но все-таки вопиющий
злодейский шаг. Через несколько часов после блестящей речи 13 июня 1919 г. на
совещании по устройству Союза, был убит один из самых ярких представителей этой
идеи, председатель Законодательной Рады Кубани Н.С. Рябовол. Как и водится в
таких случаях, донское следствие убийц не нашло, но характерно, что оказалась
убитой и сама идея союза.
Рябовол
был одним из самых крайних "черноморцев", и в его смерти кубанские
власти обвинили Добровольческую армию. "В изложении официозов, в
воззваниях и речах преступление приписывалось "врагам народа, слугам
реакции, монархистам", то есть Добровольческой армии, ее офицерству. Далее
Законодательная Рада постановила на заседаниях 14 и 19 июня 1919 года, что
необходимо закрыть все газеты, которые выступали против Рады, все отделения
деникинского "Освага", осведомительного агентства, екатеринодарский
гарнизон передать в надежные руки и составить его из верных Кубанскому
правительству частей, все гарнизоны в крае составить исключительно из кубанских
и горских частей.
Каждое заседание
Рады было поношением власти Деникина и возбуждением против Добровольческой
армии казаков. В руках самостийников находился отдел внутренних дел, который
возглавлял Калабухов, а это был реальный аппарат власти, кроме того, у
самостийников был в подчинении краевой отдел пропаганды (коп), который давал
широкие возможности для борьбы с добровольцами. Более того, лидеры
самостийников ездили по станицам, побуждали кубанских казаков оставлять ряды
Добровольческой армии и развозили агитационные материалы.
Это с
одной стороны. С другой же можно видеть, что, несмотря на убийство и
последовавшую за ней реакцию, военным властям удалось-таки подменить идею союза
идеей создания южно-русской власти.
Уже очень
скоро, а именно 21 июня, представители Дона Харламов, Каключин и Баскаков вели
с генералом Деникиным переговоры о необходимости создания общегосударственной
власти. Естественно, что и эта идея новой не была. Еще задолго до работы
конференции по этому вопросу проскакивали сообщения в печати. Считается, и это
вполне возможно, что эта идея возникла в ставке Деникина. Согласно этой идее,
предполагалось образование одного (единого) южно-русского правительства,
наподобие Вологодского правительства при адмирале Колчаке.
Характерен
хаос, сидевший крепко в головах различных политических деятелей того времени и
показывающий всю суровую глубину непонимания ситуации, или не то, чтобы
непонимания, а бессилия перед событиями вызванными изменениями в толще народной
жизни.
Как уже
говорилось вся мощь представительных органов кубанской власти была направлена
против руководства В.С.Ю.Р., в то же время замена идеи одного союза на другой
произошла настолько дипломатично, даже по признанию современников событий, что
представители Кубани на проходившей в Ростове конференции даже не возражали (или,
может, боялись это делать, хотя в трусости никого упрекать нельзя - И.Б.).
Более
того, на запрос Законодательной Рады об их линии поведения они ответили, что
перед ними "была дилемма: или сначала союз и из него власть, или сначала
власть, а потом областная автономия". И далее Султан Шахим-Гирей заявлял в
законодательной Раде: "Логика вещей, насущные требования жизни властно
приказывали добиться образования не узко-территориальной власти, а общей для
юга России. Этого требовал порыв наших доблестных армий, приведших их в Харьков
и Царицын. Для поддержки наших армий нужна общая власть, и мы решили эту власть
организовать и, таким образом, вступить в соглашение с главным
командованием".
В
результате, еще недавно рвавшее в клочья главнокомандование В.С.Ю.Р. кубанское
руководство, не совсем удовлетворенное объяснением членов конференции, под
давлением обстоятельств, вынуждено было вынести резолюцию: "Выслушав
доклад кубанской делегации о работе конференции по образовании южно-русской
власти и имея ввиду, что результаты работы подлежат утверждению органом
законодательной власти, законодательная рада признает позицию кубанской
делегации на конференции правильной (выделено мной - И.Б.) и
уполномочивает ее на дальнейшее участие в работах конференции".
Кубанцы, а
с ними и все их сторонники полагали, что удастся создать власть, которая
заменила бы собой власть "Особого совещания" при главнокомандующем
В.С.Ю.Р., особо ненавидимое практически всеми. Об этом свидетельствует и сам
Деникин. По признанию Деникина, "Особое совещание" никогда не
пользовалось расположением даже русской общественности, с одной стороны, оно
обвинялось в "черносотенстве", с другой стороны, в
"кадетизме".
Кубанское правительство и Рада находились в
постоянной оппозиции и непрекращающейся борьбе с командованием Добровольческой
армии и правительством Юга в лице "Особого совещания".
Доказательством этого могут служить слова Л.Л. Быча: "Помогать
Добровольческой армии, значит готовить вновь поглощение Кубани Россией".
Так вот,
по мысли представителей казачьих краевых образований, новая власть так или
иначе встала бы на их защиту, и главное командование, как участник этого органа
управления не смогло бы совсем уж откровенно продвигаться в сторону столь
желаемой ею диктатуры или иным подобным перспективам.
В
результате этого началась кропотливая работа по выработке положений о
южно-русской власти, которая, как и ожидалось многими, результатов не дала. Но
в газетах стали появляться проекты создания власти.
В
первоначальном проекте, представленном на конференцию представителями Дона,
достаточно было трудно увидеть стремление к восстановлению диктатуры, что уж
тут говорить о кубанцах, с терцами же было все сложнее, так как самый главный в
их войске вопрос, а именно вопрос о земле, в результате революционных
потрясений пересматривался в контексте поделиться этой землей с горцами.
Напротив,
что касается проекта командования Добровольческой армии, то в нем военная
диктатура была обрисована достаточно красочно и почти в каждом пункте.
Например:
1. Русское
государство как единое целое с момента признания в нем единой верховной власти
в лице адмирала Колчака восстановлено. Впредь до Учредительного Собрания,
которое должно определить основы постоянного устройства России, никакое
устройство ни целого, ни частей Русского государства, при настоящих условиях не
может принять силу иначе, как по воле верховного правителя или его полномочных
заместителей.
3.
Переговоры и соглашения с представителями отдельных областей могут иметь
значение лишь обмена мнениями…
6. При наличии
диктаторской власти, каковой является власть верховного правителя и высшая
общегосударственная власть в отдельных областях России, действующая от имени
верховного правителя…должна иметь всю полноту и независимость полномочий в
целях управления и законодательства…"
В итоге за
казачьими представителями оставалось возможным войти в совет начальников
управлений причем, по территориальному принципу. А требование зависимости
главнокомандующего в деле образования правительства, и в других делах тоже, от
представительного органа было признано неосуществимым, тем более что сам этот
орган представлялся главнокомандованию, только как законосовещательный.
Деникинский
проект не только говорил о диктатуре главнокомандующего на юге России. В
параграфе 11 были прямо рассеяны всякие сомнения относительно истинных причин
слишком долго затянувшихся работ конференции по созданию Южно-Русского Союза,
подмены идеи Союза идеей создания легитимной власти, наконец, устранения
Рябовола как сильного защитника образования этого Союза. В упомянутом параграфе
прямо говорилось, что: "Отдельные области русского государства могут
заключать между собой соглашения для целей культурного и экономического
характера, но образование ими союзов
государственно-правового значения стояло бы в противоречии с идеей государственного единства России". Вот
так, ни много ни мало.
Естественно,
что такой вариант не прошел. В основу работы конференция положила проект не
главного командования, слишком расходившийся с точкой зрения конференции, а
донской проект, который после целого ряда совещаний получил следующую редакцию:
"Положение о внешних органах государственной власти на юге России".
В общей
части этого положения говорилось, что:
"а)
общегосударственная власть устанавливается Всероссийским Учредительным
Собранием,
б) до
созыва Всероссийского Учредительного Собрания может быть образована
общероссийская государственная власть". Статью Положения о высших органах
государственной власти на юге России постановлено изложить следующим образом:
Высшими
органами государственной власти на юге России являются:
а)
Правитель юга России.
б) Палата
областных представителей.
в) Совет
министров.
г)
Сенат".
Опять же
видна серьезность намерений. Интересен факт, что Колчака казачьи
государственные образования, а именно Дон, Кубань и Терек верховным правителем
России не признали. Между тем, Деникин, когда на юге России стали известны
сведения о признании Колчака верховным правителем России, не только признал его
власть, но и издал по этому поводу особый приказ. Но можно отметить, что
признание имело место тогда, когда Колчак уже был разбит большевиками, и его
дни были сочтены. Скорее всего, цель признания состояла в том, чтобы
существовала легитимная преемственность власти, для того, чтобы избежать
упреков в самозванстве, которые столь часто раздавались в адрес А.И. Деникина.
Конференция
признала излишним именование правителя юга России главою юга России или
присвоение ему именования высшей верховной власти. Но вместе с тем, было решено
признать, что правителю юга России принадлежит высшее начальствование,
управление и командование всеми вооруженными силами на юге России, хотя все это
уже было у Деникина явочным путем. Интересно, что донской проект, хотя и сильно
расходился с проектом главного командования, но все же в своей содержательной
части был очень жестким, если не сказать, что совсем не демократичным. Все
принятые положения давали простор исполнительной власти, причем во многом в
лице того же главного командования, но и это уже не устраивало представителей
командования.
Такое
положение дел можно объяснить военным фактором. Вооруженные силы Юга России
победоносно двигались в глубь страны, имея конечную цель - Москву. В
канцеляриях уже приготовлялись проекты церемониалов вхождения в "сердце
России" под "малиновый" перезвон колоколов. Впору было и
ультиматум предъявлять сепаратистам. В частности, это и произошло на Кубани,
когда путем военного переворота на время была упразднена кубанская
государственность.
В августе
1919 г. в разгар "Похода на Москву", в целях выяснения ряда вопросов
и ускорения работы конференции, президиум этой конференции, В.А. Харламов, В.И.
Баскаков и П.Л. Макаренко, сделали визит в ставку Деникина в Таганроге. Среди
прочего, главнокомандующий заявил главное: "Пока он (Деникин) жив,
законодательный орган допущен не будет ни в коем случае". По их словам
Деникин сказал, что: "Я не допущу, чтобы над моей головой стал
многоголовый совдеп".
Среди прочего, в разговоре выяснилось, что
никакие стремления к государственности со стороны частей российского
государства в расчет приниматься не будут. Хотя опять же интересен реверанс
Антона Ивановича в сторону сторонников федерализма. Он заключается в
замечательной фразе, которую он бросил на этой встрече и которая показывает,
что ему были присущи дипломатические способности, в отличие от расхожего
мнения, что политик он был плохой, а военачальник хороший. Так вот Деникин
сказал: "Я не со вчерашнего дня убежденный сторонник децентрализации. Для
меня давно ясно, что петроградский чиновник заедал и убил Россию". Тем не
менее, на время борьбы с большевизмом Деникин ни в коей мере не желал даже
слушать о чем-либо противоречащим идее "Единой и Неделимой России".
О дальнейшем можно
сказать следующее. Работа конференции усиленно затягивалась. Так или иначе,
позиции сторон оставались непримиримыми. И эта непримиримость повлекла за собой
то, что конференции не было суждено закончить свою работу и создать какой-либо
государственный орган, так как Красная армия решила спорные вопросы введением
Советской власти.
